Братья медичи. Современные потомки династии медичи

Династия банкиров из этого города подарила миру трех римских пап, двух королев и бесчисленное количество шедевров мировой культуры. Но 300 лет назад род начал угасать. «Вокруг света» поговорил с одним из последних Медичи, князем Оттавиано

Ваши предки практически построили Флоренцию, которую сегодня посещает множество людей из разных уголков мира. А вы хотите оградить ее от туристических потоков. Но ведь туристы — это и деньги, и слава…

Флоренция — город моей семьи, поэтому я обязан заботиться о ней. Я основал ассоциацию Save Florence, чтобы защитить город предков от уничтожения. Каждый год во Флоренцию приезжает несколько миллионов туристов, которые ходят по трем-четырем общеизвестным местам. Мне жаль это признавать, но массовый туризм наносит Флоренции непоправимый вред. Например, чтобы попасть в галерею Уффици, люди стоят часами в очереди, опираясь о колонны галереи, которые уже ободраны от основания на высоту человеческого роста. К сожалению, государственные департаменты лишь дерут втридорога за входные билеты в городские музеи.

Что нужно сделать, чтобы и город был цел, и туристы довольны?

Главная идея ассоциации и моя главная забота сегодня — распределить туристические массы на ближайшие городки и расширить сезонность туризма.

Почему вы решили заняться спасением Флоренции? Ведь родились и выросли в Милане...

Медичи сделали очень много для Флоренции, меня тут все знают, я член знаменитой исторической семьи де Медичи ди Тоскана ди Оттайяно. Во Флоренции у меня всегда особое чувство — здесь я дома, и часто на улице слышу от незнакомцев: «Привет, Оттавиано. Как ты?» Они воспринимают меня как часть Флоренции. Жители города постоянно просят разобраться с той или иной проблемой. Вот, например, городские власти удумали пустить первый во Флоренции трамвай — вырубить зеленый бульвар и сделать конечную остановку прямо у мужского достоинства статуи Давида! У меня нет тех финансовых возможностей, что были у предков, но есть связи, имя, идеи — в общем, я помогаю городу не материально, а ментально. Большинство зданий в историческом центре было построено по приказу Медичи и принадлежало моей семье. Быть членом такой великой семьи — значит управлять своим культурным наследием, как промышленники управляют предприятиями.

У вас есть опыт управления предприятиями? Чем занимались ваши родители?

Они были фабрикантами. В 1920 году мой дед переехал из Неаполя в Милан, где открыл фабрику по производству химических веществ. После окончания университета я работал там три года и, может быть, проработал бы всю жизнь, как дед и отец, но мысли о Флоренции, о том, чтобы вернуться на историческую родину и сделать для нее что-то полезное, как великие предки, были сильнее.

А что делают другие потомки Медичи для исторической родины? Вот молодой принц Лоренцо Медичи активно участвует в общественной жизни, ездит по миру с пиар-визитами...

Это самозванец. Дом Медичи выиграл дело против мистера Лоренцо так называемого Медичи, и суд постановил, что единственные законные потомки королевского рода Медичи — это члены моей семьи. Нас сегодня всего восемь с фамилией Медичи, я имею в виду потомков по мужской линии. Мой кузен Джованни Баттиста живет в Неаполе, у него три сына. Старший принимает участие в моей программе. У меня тоже три сына, один из них живет в Лондоне. Есть еще ветвь Медичи Торнаквинчи в Риме. Наша ветвь Оттайяно ближе всего к королевской линии великого герцога Алессандро. В данный момент я самый старший мужчина из линии Гранд-Дюка. И поскольку я живу во Флоренции, меня назначили официальным представителем династии и главой Дома Медичи.

Известно, что Алессандро был весьма жестоким. При нем в ходу были пытки и казни…

…И умер он не своей смертью. Его убил кузен Лоренцино де Медичи, который потом объявил, что сделал это во благо города. А Александр Дюма в романе «Ночь во Флоренции при Алессандро Медичи» изобразил все в романтическом свете. Так вот, Алессандро не оставил законного наследника. С супругой Маргаритой Пармской он не прожил и года. Ребенка ему родила любовница. Родоначальнице нашего рода Оттайяно, Джулии Медичи, был всего год, когда отца убили. В 1567 году она с мужем Бернардетто приобрела поместье Оттайяно (ныне дворец Palazzo Mediceo в коммуне Оттавиано). С них началась наша линия Медичи ди Оттайяно.

Кто из великих предков вам наиболее близок по духу?

О, это, конечно, наша Джулия, Козимо I и Лоренцо Великолепный. Они жили в замечательное время и делали то, что я хочу делать для Флоренции сейчас. Они не только управляли финансами, но также старались сохранить и приумножить экономику и традиции, установить отношения с художниками и скульпторами, помогать людям. У меня есть мечта собрать всех оставшихся Медичи во Флоренции, чтобы вместе поднять город. Пусть у нас нет реальной политической власти, но зато есть имя и документ от папы римского Пия, согласно которому власть навеки принадлежит роду Медичи.

Есть ли места во Флоренции, где вы чувствуете особую связь с предками?

Если хочу помолиться, иду в церковь Сан-Лоренцо. Это семейная церковь Медичи. Там наш фамильный склеп, гробницы самых известных представителей рода. Церковь небольшая, в ней бывают в основном местные.

Когда я переехал во Флоренцию, купил тут историческую виллу, раньше она принадлежала семье Медичи. Но ее отобрала моя жена. Шучу: я просто решил, что общественная жизнь для меня важнее личной, и развелся, оставил супруге виллу, а та продала особняк каким-то русским богачам. Теперь я работаю здесь, в Палаццо на улице Борго-Санти-Апостоли, делю это помещение со школой экономики, а живу в апартаментах напротив.

наследник

Но везде во Флоренции чувствую себя уютно. Когда я впервые привел четырехлетнего сына во двор галереи Уффици, то сказал ему: «Сынок, это твой дом!» С тех пор мы часто бывали с ним там — заходили поиграть, поговорить, полюбоваться фресками, как делали наши предки на протяжении нескольких веков.

Медичи ди Тоскана

У большого дерева Медичи некоторые важные ветви со временем высохли. Сегодня князь Оттавиано ди Оттайяно представляет самую близкую к королевской ветке семью и уверен, что его род никогда не угаснет

Дмитрий Шевляков, РепортерUA 04 Мар 2013 - 16:42

Могущественные покровители Микеланджело, Леонардо да Винчи и Галилея из рода Медичи болели туберкулезом костей, сифилисом, рахитом, артрозом, а также страдали от тяжелой депрессии, не говоря о случаях отравления.

Несмотря на огромные финансовые возможности и прогресс в медицине, среднестатистический Медичи умирал молодым или тяжело болел всю свою жизнь.

О подробностях их болезненной жизни и здоровья стало известно после масштабного исследования, проведенного международной группой ученых, сообщает газета "Zeit".

"Они были могущественны и больны, - пишет издание, - Медичи были банкирами римских пап. Они сами были римскими папами и правили как герцоги и великие герцоги. При такой огромной власти неудивительно, что некоторых Медичи убивали в молодые годы".

Например, судьбу последнего регента Тосканы определяла грусть: Джан Гастоне – либеральный, дружественный к евреям, масонам и наукам, вульгарный, бесплодный, толстый и депрессивный – в последние годы совсем не покидал спальню. Единственным утешением были проституты.

В рамках «Проекта Медичи» в 2004 году было эксгумировано сразу несколько тел представителей династии. Целью проекта было восстановление истории болезни как можно большего количества Медичи. Перемешанные в гробницах кости были упорядочены путем генетической экспертизы, и, наконец, установлены причины смертей, по поводу которых на протяжении веков продолжались спекуляции.

Для сортировки останков был проведен генетический анализ

Среди прочего команда исследователей «Райс-Энгельхорн-Музеен» под руководством Вилфрида Розендаля получили разрешение совместно с соответствующими учреждениями во Флоренции вскрыть до сих пор нетронутую гробницу Анны Марии Луизы, последней представительницы семьи Медичи.

Некоторые исследования пролили свет на историю отношений в семье. Была разгадана причина смерти Бьянки и Франческо Медичи, которые более 400 лет назад умерли практически одновременно.

«Бьянка Капелло бежит вместе со своим возлюбленным», картина XIX века

Тогда произошло следующее: у Козимо I, умершего в 55 лет после оспы, малярии, почечно- и желчекаменной болезни, бронхита, инсульта и пневмонии в 1754 году. Он не любил свою жену Йоханну из Австрии несмотря на то, что та подарила ему семерых детей. На восьмом ребенке она умерла от разрыва матки. После ее смерти Франческо женился на своей давней любовнице Бьянке – к недовольству своего брата, кардинала Фердинанда, который с 14 лет посвятил свою жизнь служению церкви.

Семь лет правила скандальная герцогская пара Франческо и Бьянка, а за ними ревниво наблюдал духовный брат. Затем за несколько часов оба скоропостижно скончались. Кардинал Фердинанд назначил вскрытие, чтобы проверить слухи об убийстве. Врачи диагностировали малярию – Фердинанд сложил с себя пурпур, вернулся в свет и взошел на трон, на котором только что сидел его брат. Память о его ненавистной невестке Бьянке вымарывается из дворцов, и он становится успешным регентом с выдающимися (и светскими, и духовными) потомками.

Где находилась могила Бьянки, никто до сегодня не знал. Однако исследовательница Донателла Липпи во время своих исследований сделала страшное открытие: в манускрипте 16 века она нашла доказательства того, что внутренности Бьянки и Франческо после вскрытия были захоронены в четырех глиняных кувшинах в крипте церкви Санта-Мария а Бонисталло. «Мы попросили у приходского священника разрешения на поиски в крипте», - сообщает Липпи.

Собственноручно она начала исследование и обнаружила под обломками и хламом осколки сосуда. К нему приклеились заскорузлые ткани. Молекулярные исследования показали, что это были фрагменты печени. «А ДНК, - говорит Липпи, - соответствует ДНК Франческо». Другие части принадлежат женщине. Липпи уверена: «Это Бьянка». И, наконец, главное: во всех остатках внутренностей было обнаружено большое количество мышьяка. Для историка медицины это доказательство того, что пару отравили.

По мнению Липпи, впереди еще множество криминальных эпизодов в истории семейства Медичи.

Дворец Медичи во Флоренции

По каждой из этих историй страданий можно догадаться, что членам этого семейства пришлось пережить. Маленький дон Филиппино даже не дожил до своего пятого дня рождения – водянка головного мозга. Элеонора Толедская уже ребенком нетвердо держалась на искривленных голенях – следствие рахита. Она страдала от ревматизма, туберкулеза, тяжелых проблем с зубами и носила на ногах стальные скобы. Несмотря на это, она родила одинадцать детей.

В жутком рейтинге болезней на одном из первых мест - кардинал Карло. Несмотря на туберкулез костей, остеопороз, полиартрит и оспу, он дожил до 70 лет и пережил своего брата Франческо ди Фердинандо на полстолетия. Франческо был спортивным фанатиком. В медицинских записях Липпи задокументированы проблемы с его коленями – остеохондроз рассекающий. Вызванный сальмонеллой брюшной тиф окончил 20-летнюю жизнь дона Франческо.

Портрет Карло Медичи, XV век

Многие случаи можно объединить под понятием «синдром Медичи». Сюда относятся хроническое воспаление кожи (в большинстве случаев - экзема), а также воспаление и опухание суставов. То, что описывалось как подагра (Пьеро иль Готтозо называли «Подагрическим»), на самом деле было артритом. Третьим компонентом было дегенеративное заболевание позвоночника, сегодня известное как диффузный идиопатический скелетный гиперостоз (ДИСГ). Причиной этого часто является пища с высоким содержанием жиров. Поскольку эта болезнь преследовала Медичи на протяжении тысячелетий, ученые исходя из того предполагают, что это наследственная предрасположенность. Только после того, как благодаря замужествам в семействе появился новый генетический материал, количество этих случаев снизилось.

Семейство Медичи-- давно обещанная подборка портретов. Многа букафф и многа портретов. Выбирайте --что кому больше нравится. Обещала здесь::

Немного повторюсь--и для себя и для тех. кто не видел или успел немного подзабыть.

Семейство Медичи огромное, в те времена одно из богатейших в Европе.Дало миру не только правителей Флоренции и покровителей, спонсоров художников, архитекторов, но ещё и четырёх римских пап и двух королев Франции. Лоренцо Великолепный, римский папа Лев X , французские королевы Екатерина и Мария Медичи - эти легендарные личности происходят из одной семьи, бывшей когда-то одной из самых могущественных в Европе.

«Пусть Медичи покоятся с миром в своих мраморных и порфировых гробницах, ведь они сделали для всемирной славы более чем кто-либо из принцев, королей и императоров, как предыдущих, так и последующих эпох», - так отозвался о них Александр Дюма.

Начну подборку со своего любимого Лоренцо Великолепного. По-моему, он был самым великолепным) представителем великого семейства Медичи. К сожалению, умер молодым --ему было всего 43 года. Папа Римский, узнав о смерти Лоренцо, воскликнул: "Мир погиб!" А король Неаполя сказал: "Он прожил достаточно долго для себя самого, но слишком мало для спасения Италии".

Уймитесь, не упорствуйте жестоко, Мечты и вздохи вечные о ней, Чтоб тихий сон не миновал очей Где слез не просыхает поволока.Труды и мысли дня уже далеко Равно и от людей и от зверей; Уже упряжке белых лошадей Предшествует неясный свет востока.Подпишем перемирие, пока Не встало солнце: верь, Амур, что сниться Ее лицо и голос будут мнеИ белая в моей руке рука. Не будь завистлив, дай мне насладиться Неслыханным блаженством хоть во сне.

Сонет Лоренцо Медичи (1449-1492) (Перевод Евгений Солонович)

Предполагается, что Лукреция Донати являлась той дамой, которую по правилам куртуазной любви Лоренцо Медичи воспевал в своих стихах как светлую звезду, как блестящее солнце, как богиню, явившую земле небесное совершенство, и т.д.

Он выбрал её своей музой в 1465 году, когда ей было 18, а ему 16 лет, и она только что вышла замуж за Никколо Ардингелли, с которым была обручена два года. (Сам Лоренцо не мог на ней жениться, поскольку существовали договоренности о его династическом браке со знатной римлянкой)

«Об этой поэтической связи было объявлено во всеуслышание: на большом турнире 1469 года имя Лукреции красовалось рядом с Клариче Орсини, будущей женой Лоренцо. Та, впрочем, не держала обиды: в 1471 году она согласилась быть крестной матерью новорожденного Пьетро Ардингелли, сына Лукреции и Никколо. А Никколо не возражал, чтобы его супруга была царицей флорентийских праздников» (С)

Дж. Вазари. Портрет Лоренцо Медичи. Флоренция, Галерея Уффици.

Близ Флоренции в конце VIII века. Третья версия гласит, что Медичи являются прямыми потомками военных вождей франков.

В XII веке семья Медичи переселилась из Кафаджало (долина Муджелло) во Флоренцию , обосновалась в районе Сан-Лоренцо, занялась ростовщичеством и стала быстро богатеть. Первым из Медичи в судебных архивах Флоренции упоминается под 1201 годом некий Кьяриссимо Медичи. Его прямой потомок Ардинго де Медичи уже в 1296 году был избран на высший государственный пост Флоренции - гонфалоньер справедливости . В последующие 20 лет ещё двое представителей семьи Медичи были избраны на этот пост.

Составив себе большое состояние коммерческими операциями и создав достаточное мощное банковское предприятие, Медичи с половины XIV века принимают деятельное участие в борьбе малоимущих слоёв народа («тощего народа », итал. popolo minuto ) со знатью, образовавшейся из слияния дворянства с купечеством (с «жирным народом », итал. popolo grasso ), при этом они часто занимают сторону народной партии. В 1360 году Бартоломео Медичи составил неудачный заговор против знати, во главе которой стояла банковская семья Альбицци . В 1378 году его брат Сальвестро Медичи , глава банковского дома Медичи, став гонфалоньером справедливости , противодействием знати вызвал бунт чомпи (итал. Ciompi ). После подавления бунта Сальвестро был изгнан и вся фамилия Медичи была лишена права занимать общественные должности в течение десяти лет. Кузен Сальвестро , Вьери (Бери) Медичи, унаследовавший после него банковский дом Медичи, отошёл от политики, полностью сосредоточившись на развитии банковского бизнеса. Стараниями Вьери банк Медичи впервые организовал филиалы за пределами Флоренции - в Риме и Венеции . Именно при нём Медичи становятся наиболее могущественной в финансовом плане семьёй Флоренции.

Основателем политического могущества Медичи стал племянник Вьери Медичи Джованни ди Биччи (1360-1429), избранный гонфалоньером справедливости в 1421 году . Сыновья Джованни, Козимо (1389-1464) и Лоренцо (1394-1440), были первыми активными политическими деятелями Флорентийской республики .

Подъём

В начале XV века Джованни Медичи достиг высших должностей, а в 1434 году его сын Козимо , воспользовавшись недовольством народа знатью за частые войны и тяжёлые налоги, захватил в свои руки власть. С этих пор до конца столетия фамилия Медичи управляет республикой и приобретает громкую известность покровительством всем направлениям Ренессанса . При сыне Козимо, Пьеро ди Козимо , популярность Медичи уменьшилась: против них был составлен заговор, который хотя и окончился неудачей, но вовлек Флоренцию в войну с Венецией . Сыновья Пьеро ди Козимо, Лоренцо и Джулиано , восстановили прежнее значение фамилии. Заговор Пацци в 1478 году и убийство Джулиано только усилило влияние Медичи.

После смерти Лоренцо в 1492 году его старший сын Пьеро ди Лоренцо уступил Карлу VIII , двинувшемуся на Неаполь , несколько важных пунктов во владениях Флоренции, за что был изгнан как изменник родине. В 1494 году была восстановлена демократическая республика. Все попытки Пьеро ди Лоренцо (умер в 1503 году) вернуть прежнее положение остались безуспешными, и только в 1512 году партия Медичи снова стала во главе республики.

Папство и изгнание из Флоренции

Когда кардинал Джованни, брат Пьеро, в 1513 году вступил на папский престол под именем Льва Х , сын Пьеро - Лоренцо и другой племянник папы, кардинал Ипполито (1511-1535) - сын Джулиано, герцога Немурского , - заняли прежнее положение во Флоренции. Папа дал Лоренцо герцогство Урбинское и устроил его брак с родственницей французского королевского дома, Мадлен де ла Тур д’Овернь . После смерти Лоренцо в 1519 году, оставившего только дочь Катарину - будущую жену французского короля Генриха II , власть оставалась в руках Джулио Медичи, сына Джулиано (брат Лоренцо Великолепного), до того, как он стал в 1523 году папой под именем Климента VII . Во главе флорентийской республики стали тогда Алессандро Медичи - побочный сын Лоренцо - и кардинал Ипполито - побочный сын герцога Немурского.

Великие герцоги Тосканские

Сын и преемник Фердинандо, Козимо III (1670-1723), отличавшийся особым ханжеством и педантизмом, не мог остановить упадка Флоренции . У сыновей его не было потомства. Козимо III заставил своего брата, кардинала Франческо, сложить духовный сан и жениться, но и этот брак остался бесплодным. Наследник Козимо, сын его Джованни-Гасто (1723-1737), болезненный и до времени состарившийся, не принимал почти никакого участия в управлении. Со смертью его сестры Анны-Марии в 1743 году прекратилась владетельная линия Медичи. Из второстепенных ветвей фамилии Медичи до настоящего времени во Флоренции сохранились Медичи-Торнаквинчи (Tornaquinci), маркизы Кастелина , и в Неаполе князья Оттайяно (Ottaiano) и герцоги Сарло .

См. также

Династия

Представители династии

Папы римские

• Лев XI - (Алессандро)
• Пий IV - (Джованни Анджело)
• Климент VII - (Джулио)
• Лев X - (Джованни)

Гонфалоньеры справедливости Флоренции из рода Медичи

1. Ардинго (1296)
2. Гуччо (1299)
3. Аверардо (1314)
4. Лоренцо I Великолепный (1469)
5. Алессандро (1531-1532)

Капитан-генералы Флорентийской республики

1. Джулиано II (1513-1516)
2. Лоренцо II (1516-1519)
3. Джулио (1519-1523)

Герцоги Флорентийские

1. Алессандро (1532-1537)
2. Козимо I (1537-1569)

Великие герцоги Тосканские

1. Козимо I (1569-1574)
2. Франческо I (1574-1587)
3. Фердинанд I (1587-1609)
4. Козимо II (1609-1621)
5. Фердинанд II (1621-1670)
6. Козимо III (1670-1723)
7. Джованни Гастоне (1723-1737). После его смерти владения получает Франц I , император Священной Римской империи.

Генеалогическое древо Медичи с 1360 по 1743 год

Искусство

Род Медичи, правивший во Флоренции, одном из культурных центров Ренессанса, не мог не повлиять на возникновение большого количества произведений искусства. Они покровительствовали художникам, архитекторам, были и щедрыми меценатами, и просто - расточительными заказчиками .

Галерея Уффици , наполненная огромным количеством шедевров, находилась в личном владении династии, пока в XVIII веке последняя представительница правящего рода Анна Мария Луиза Медичи не подарила её городу.

Художники, работавшие на Медичи

• Вероккьо - скульптор и живописец: надгробие Козимо Медичи (1465), скульптурная группа «Уверение Фомы» (1476-1483), гробница Пьеро и Джованни Медичи, эскизы штандартов и рыцарских доспехов для турниров Лоренцо Медичи, скульптура «Мальчик с дельфином» для фонтана виллы Медичи в Кареджи .
• Микеланджело : работы для Лоренцо Медичи, оформление фасада семейной церкви Медичи Сан Лоренцо во Флоренции, Новая Сакристия (капелла Медичи), гробница Джулиано и Лоренцо Медичи, проч.
• Беноццо Гоццоли - писал фрески для Медичи в Палаццо Медичи-Рикардо
• Боттичелли : роспись знамени для Джулиано Медичи, картина «Поклонение волхвов», среди изображенных - представители рода (1475-1478), Портрет Джулиано Медичи, «Паллада и кентавр», «Весна», проч.
• Бенвенуто Челлини - работал для герцога Козимо Медичи.
• Джамболонья - прославленный скульптор: конный памятник Козимо I Медичи, Меркурий Медичи.
• Аньоло Бронзино - придворный портретист Козимо I.
• Лука Джордано - фрески в палаццо Медичи-Риккарди.
• Фра Филиппо Липпи : алтарный образ Св. Михаила, проч.
• Фра Беато Анджелико : Алтарь Сан Марко (1438-1440) для монастыря Св. Марка
• Понтормо : росписи виллы Медичи в Поджо-а-Кайано (1519-1521), проч.
• Рафаэль : Портрет папы Льва X с кардиналами Джулио Медичи и Луиджи Росси.
• Тициан : Портрет Ипполлито Медичи (1532-1533).

Архитекторы и здания

• Палаццо Медичи-Рикарди (1444-1460) - арх. Микелоццо ди Бартоломео
• Палаццо Веккьо (де ла Сеньория)
• Палаццо Питти - арх. Брунеллески . Приобретен в собственность рода Элеонорой Толедской, супругой Козимо I.
• Капелла Медичи в церк. св. Аннунциаты - арх. Микелоццо ди Бартоломео
• Новая Сакристия (капелла Медичи) церкви Сан-Лоренцо - Микеланджело

В массовой культуре

• В книгах английского писателя-фантаста Терри Пратчетта правителем (патрицием) города Анк-Моркпорка является хитроумный и хладнокровный лорд Витинари (Vetinari). Его фамилия, происходящая от слова «ветеринар» - отсылка к Медичи («медик»). Использованы некоторые черты Лоренцо Великолепного, например Витинари покровительствует изобретателю Леонарду Щеботанскому, подобно тому как Медичи покровительствовали Леонардо да Винчи.
• В видеоигре Assassin"s Creed II представлен заговор Пацци против семьи Медичи. Лоренцо Медичи также является одним из ключевых персонажей игры.
• В видеоигре Eternal Champions: Challenge from the Dark Side персонаж София Риптайд является членом семьи Медичи.
• В видеоигре Just Cause 3 действие происходит на вымышленном острове Медичи в Средиземноморье.

Напишите отзыв о статье "Медичи"

Литература

• Lissa, «Famiglie celebri italiane», и Buser, «Die Beziehungen der Medici zu Frankreich» (Лпц., 1879).
• Баренбойм Петр, Шиян Сергей, Микеланджело. Загадки Капеллы Медичи , Слово, М.,2006. ISBN 5-85050-825-2
• Стратерн Пол. Медичи. Крестные отцы Ренессанса. М., 2010
• // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Ссылки

• (нем.)

Отрывок, характеризующий Медичи

Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.

5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.

8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.

Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.

Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.

Один из самых великих и аристократических родов Италии вышел из низов. Еще в XII в. они абсолютно неизвестны. А с середины XIII в. уже дают деньги в рост. Но только с середины XIV в., уже породнившись с Ручелаи и Донати, некий Джовани Биччи — «гонфалоньер» (знаменосец), представитель самой крупной гильдии Калимала и одновременно владелец банка в Риме, входит в историю города как судья, присудивший великому Гиберти заказ на знаменитые сегодня на весь мир Врата Баптистерия. Так началось их родство с Флоренцией, приведшее ее к Возрождению, а Дом Медичи к великой славе. Именно меценатство сделало Медичи великими… Сын Биччи — Козимо, прозванный «Старшим», с помощью архитектора Микелоццо строит лучший в Европе дворец. Но Флоренция — Республика, где самый страшный грех — выделяться. Семья Ринальдо Альбицци — вождя олигархов — сажает его вначале в тюрьму при Палаццо Веккьо (в надежде там его отравить), а затем изгоняет из города. Участь заказчика разделяет и верный хозяину Микелоццо, и Донателло… Но уже через год, в 1434 г., Козимо возвращается, а 80 человек его врагов навсегда покидают Флоренцию. Лев Гумилев наверняка посчитал бы, что у этой семьи была высокая пассионарность…

Удача сопутствует Козимо и в торговых делах: он получает пряности с Востока; в его руках банки в Риме, Венеции, Неаполе, Пизе, Милане, Женеве, Лионе, Авиньоне, Брюгге и даже далеком Лондоне. Он дает деньги королям, строит монастырь Св. Марка, церковь Сан-Лоренцо, начатую еще отцом, пригласившим уже великого к тому времени Брунеллески. Не получивший куртуазного образования Козимо беседует тем не менее в саду с Донателло, приглашает расписать домовую капеллу прекрасного художника Беноццо Гоццоли. И Гоццоли покрывает ее стены не только историей о приезде в Вифлеем волхвов, под которых были загримированы участники «примирительного» Собора, состоявшегося во Флоренции в 1439 г. Гоццоли наводняет маленькую капеллу, по сути дела, портретами не только членов клана Медичи, но и наиболее именитыми участниками Собора. Бесценный исторический документ… На этом фоне даже не так важно, что не состоялось примирения католического и православного направлений…

Его, Козимо, рука приводит в живопись Фра Анжелико, которым будет впоследствии до беспамятства восторгаться и Николай Гумилев, и на несколько столетий раньше — Паоло Уччел- ло. А тугой банкирский кошелек и тесные связи с папой «выкупают» из монахов Филиппо Липпи вместе с его будущей женой — тоже по неосторожности ставшей монахиней (но о-о- оч-чень красивой): «все могут короли…»

Но если Козимо был основателем, то его внук — Лоренцо, прозванный современниками Великолепным, был самым ярким камнем в тосканской короне этой удивительной семьи… Это он создал двор, каких никогда еще не было в Европе, где утонченность, поклонение искусству и упоение радостями жизни возрождали античную Грецию… Сегодня весь мир должен поклониться человеку, воспитавшему в своих садах двух юношей: Микеланджело и Леонардо и пославшему последнего с подарком (или… «в качестве подарка») ко двору миланского герцога Сфорца (знаменитого Лодовико иль Моро), где ему судьбой было уготовано написать «Тайную вечерю»… А тончайшая духовность полотен Боттичелли? Знаменитая Венера с лихорадочным румянцем чахоточной любовницы Джулиано Медичи, красавицы Симонетты… Кстати, Симонетта принадлежала к семейству Веспуччи, которому через некоторое время мы будем обязаны (в лице Америго Веспуччи) открытием предпоследнего континента… А портреты Бронзино? Спокойная величавость Лукреции Панчатики, граничащая с абсолютом… Прекрасное лицо одухотворенной и зрелой женщины. Это и было Возрождение, поставившее Человека и Гуманизм во главу вселенной… Это и была религия Медичи. Их бог… Они создали не только новое понятие Двора, но новый стиль жизни, новое отношение к его величеству Искусству, новое мировоззрение — непривычное среди грубых нравов тогдашней Европы…

Правда, к концу его, Лоренцо, правления количество банков семьи уменьшилось, а пригретый Лоренцо монах Савонарола, ставший к тому времени настоятелем построенного Медичи монастыря Сан-Марко и обладавший завораживающей харизмой, призвал флорентийцев изгнать «тиранов-эпикурейцев» из города, погрузив его на целых четыре года (1494-1498.) во мрак Средневековья с кострами из книг и прекрасных картин. И в сплошной пост… Влияние Савонаролы на дух людей было так велико, что Боттичелли однажды сам принес к полыхавшему на площади костру свои картины. И сам сжег… Однако когда суровый монах в своем аскетизме замахнулся на самого папу, его, полупридушенного (чтобы не заговорил на костре), сожгли на Пьяцца Синьории (23 мая 1498 г.). На этом месте и сегодня можно видеть памятный медный круг.

А изгнанный из города не без помощи француза Карла VIII (до удивления быстро покорившего Италию и так же быстро потерявшего контроль над ней) сын Лоренцо — Пьеро Медичи получил за это прозвище Неудачник… Флорентийцы тут же учредили свое любимое детище — республику, которая просуществовала, правда, всего два года.

Третья республика образовалась после взятия Рима войсками императора Карла V (уже не француза, а немца, тадеска, как говорят итальянцы) и продержалась три года, до 12 августа 1530 г., когда после одиннадцатимесячной осады в город вошли войска императора и папы (оба к этому времени благополучно помирились в Болонье). На трон был вновь посажен молодой Алессандро — сын папы Клемента VII…

Династию прервало кровавое и абсолютно бесцельное (как сказали бы криминалисты, — «немотивированное») внутрисемейное убийство Алессандро, совершенное его «другом» и двоюродным братом — Лоренчатто (1537). Таинственная, темная страница династии: Лоренчатто сам был яркой личностью, писал стихи и поэмы, рисовал, был остроумен. А вот, поди ж ты, пошел на кровавую сцену. При этом он тщательно готовился к убийству более года и даже нанял для верности, не надеясь на собственную руку (Алессандро был молод и силен), профессионального «браво» — Скоронколло. Что это было? Возможно, ревность к судьбе, возможно, что-то еще, абсолютно фрейдистское и непонятное: смысла в убийстве не было никакого — ни на трон, ни на богатство Лоренчатто не претендовал… По выпавшему ночью, накануне преступления, снегу убийцы бежали в Венецию… Ветвь от Джованни Биччи оборвалась…

Кстати, именно Алессандро сделал самую удачную из Медичи партию, женившись на дочери самого императора Священной Римской империи германской нации Карла V, вернувшего ему город и власть… Он же положил начало другой политической традиции и линии, выдав сводную сестру Екатерину замуж за будущего французского короля Генриха II. Венчание происходило 28 октября 1533 г. в Марселе. После смерти мужа Екатерина Медичи стала королевой Франции! Ее сын — наполовину флорентиец — стал Генрихом III. Преемник короля — Генрих На- варрский, начавший эру Бурбонов, тоже дал себя увлечь флорен- тийкам, и в 1600 г. в старинном Лионском соборе Сан-Жак обвенчался с Марией Медичи. От их брака родился Людовик XIII, тот самый, который «пригрел» кардинала Ришелье и дал повод Дюма написать «Трех мушкетеров»… А начиналось все во Флоренции… И как бы ни сопротивлялись французы, у истоков их истории, и даже Варфоломеевской ночи, стоят Медичи…

Историки любят писать, что убийство Алессандро было уже вторым, закончившимся смертью, покушением на синьоров Флоренции. Они правы: первое состоялось еще во времена Лоренцо Великолепного, правившего вместе с братом Джулиано. 26 апреля 1478 г., во время пасхальной мессы, в главном соборе семья банкира Пацци, известная тем, что ее основатель привез из Первого крестового похода щепку от креста Иисуса, в заговоре с архиепископом Риарио Сальвиати (и не без одобрения правившего в то время папы Сикста IV) напала на идущих по центральному нефу братьев. Засверкавшими кинжалами Джулиано был заколот на месте, Лоренцо друзья оттеснили к стене, и он спасся… Сразу вслед за этим толпа горожан, обожавших Медичи, просто разорвала на части нападавших. Сбежавших из церкви нашли и повесили на площади Синьории; и в течение трех дней весь род Пацци, включая даже детей, был истреблен (горожане хотели даже выбросить из гробов кости их предков). Архиепископ Сальвиати спасся, испросив укрытия в доме самого Лоренцо, что и было разрешено… «Благословляй побивающих тебя врагов твоих…» Отсидев немного в тюрьме, он ночью, боясь самосуда толпы, уехал в Рим, под крыло к папе…

После трагической смерти Алессандро пришлось вспомнить о боковой ветви Медичи. Волевой и безумно энергичный в свои 19 лет Козимо I (сын кондотьера Джованни далле Банде Нере, того самого, что в позе роденовского мыслителя сидит сегодня, к удовольствию местных голубей, на площади перед Сан-Лоренцо) основал династию, правившую целых 200 лет. Построил Уффици, превратил в блестящий семейный дворец Палаццо Веккьо, прикупил и переделал Палаццо Питти, создал (а точнее, воссоздал) в Пизе военный флот, обновил университет. Он — основатель Тосканского государства, завоеватель Сиены и Лукки, получивший от императора с благословения папы титул Великого герцога Тосканского. Перед самой смертью он приглашает во Флоренцию Винченцо Галилея с маленьким сыном Галилео… Вот объяснение, почему прах великого профессора из Пизы покоится в церкви Санта-Кроче… Именно Козимо I стал абсолютным властителем не только Флоренции, но всей Тосканы, присоединив в 1555 г. главного врага — Сиену и получив наконец из рук папы Пия V титул Великого герцога Тосканского… Теперь Медичи сравнялись с легендарной средневековой владелицей всей Тосканы и Ломбардии — Великой маркграфиней Матильдой.

В полном расцвете сил Козимо женится на Элеоноре Толед- ской, привезшей во Флоренцию не только целый отряд испанцев, но и испанские нравы… Не забыл он и своего «благодетеля» — Лоренчатто. После двух лет слежки тот был убит в Венеции, куда сбежал от гнева и мести рода. Не помогло… Но ведь сказано в Библии: «Поднявший меч…»

Сын Козимо — Франческо I остался в истории как создатель первого в мире музея. Под который он использовал построенные Вазари по указанию папы Уффици (по-итальянски — Канцелярию). Второй его «заслугой» явилась бурная страсть к почти простолюдинке — венецианке Бьянке Капелло, завершившаяся вначале «случайным» убийством ее мужа, затем любовной интригой, затем свадьбой, потом подложным ребенком и, наконец,

драматической попыткой устранения претендента на престол, брата Франческо — кардинала Фердинандо. Драма разыгралась во время ужина на Вилле Поджо-а-Кайано, что в 18 километрах от Флоренции. Технология, использованная впоследствии князем Юсуповым для убийства Распутина, основанная на изготовлении отравленных пирожных… Все продумала женщина, вознамерившаяся во что бы то ни стало обеспечить трон своему сыночку. Одного не учла, — что делать, если гость просто не захочет десерта. На том и попалась: пришлось пример показывать… Ничего не знавший о намерениях женушки муж начал есть пирожные тоже… Оба умерли через несколько часов в страшных мучениях. К чести Фердинандо, он не только не тронул сына Бьянки, но воспитал его как своего… Правда, став Великим герцогом Тосканским, был вынужден снять с плеч кардинальскую мантию: что ж делать, на двух стульях не усидишь…

Но не только светская власть сосредоточилась в руках рода Медичи. Два брата — Джулиано и Лоренцо — дали миру двух пап: сын Лоренцо — Джованни — стал Львом X, а Джулиано — Климентом VII. Тем самым папой, что отрекся от престола Флоренции в пользу своего незаконного сына — Алессандро, в 1527 г. сдал Карлу V Рим, спасаясь в замке святого Ангела, и затем в Болонье короновал своего врага, а впоследствии близкого друга вначале итальянским королем, а затем императором (1530). Вот такие непростые извороты истории… И оба папы правили почти друг за другом: «затесавшийся» между ними Андриан VI владел престолом всего год (1522-1523).

Медичи-женщины дважды покоряли французский Олимп, выходя замуж только за Генрихов, и только за четных: Екатерина — за II, а Мария — за IV (того самого, который сочинил знаменитый каламбур насчет Парижа и обедни…). Ну нравились им четные номера, что поделаешь… Что касается Герба с шестью горошинами, то до сего дня смысл его — тайна: то ли это пилюли (все же Медичи), то ли золотые флорины (банкиры), то ли зерна мудрости… Медичи унесли ее с собой…

Они не просто правили Флоренцией, они ее любили. Они создали в ней особую атмосферу праздника и преклонения перед его величеством Искусством. Они приняли из рук великого Брунеллески «зачатый» им Ренессанс и выпестовали его. И сегодня дух Лоренцо Великолепного витает в городе белой лилии… Всмотритесь во фрески Гирландайо: вот он стоит, выставив вперед левую ногу; в красном плаще, черноволосый, уверенный в себе, с пронзительным умным взглядом… И смотрит на белую лилию — символ Благовещения, одного из самых великих и определяющих моментов Веры… Весть о пришествии на землю Спасителя и нового мира… Белая лилия — символ Благовещения. Символ Флоренции…

Добавить себе закладку на эту станицу: