Анализ стихотворения фета далекий друг. Огонь плачет, и слезы горят

"Далекий друг, пойми мои рыданья" Афанасия Фета

Широко известно следующее четверостишие Афанасия Фета:

Можно даже сказать, это четверостишие бытует , то есть используется в повседневной жизни как клише. Когда нужно изящно выразить чужими хрестоматийными словами всем нам близкую идею быстротечности и никчемности плотской жизни в комплекте с идеей возвышенного служения так называемой "души".

Бытовало оно, изящно и безобидно, и в моей голове тоже, пока я не осмелился выяснить, что этому четверостишию предшествует. Оказалось, предшествуют еще четыре строфы.

В них лирический герой обращается к давней подруге, чей голос преследует его в сновидениях. Таинственные звуки во сне ― это общее место, обычный лирический прием. Ночь и темнота, ничего не видно, отсюда, видимо, повышенное внимание к звукам. Аналогичных стихотворений миллион. Первым делом явились загадочные строки Николая Заболоцкого:

Я увидел во сне можжевеловый куст.

Я услышал вдали металлический хруст.

Аметистовых ягод услышал я звон.

И во сне, в тишине, мне понравился он.

Можжевеловый куст, можжевеловый куст,

Остывающий лепет изменчивых уст…

Или современный пример, очень удачное, по-моему, стихотворение Андрея Василевского:

Мальчик целует мать,

Долго ложится спать,

Долго уходит в сон,

Слышит звон,

Не знает, где он.

Мальчик бормочет во сне:

Деньги, ко мне, ко мне...

Тут уже сам герой бормочет, но сначала в темноте раздаются звуки презренного, однако, такого манящего металла.

Итак, всякий сон полон звуков, голосов. Между тем еще со времен Кальдерона известно выражение жизнь есть сон . Таким образом, лирический герой Фета то ли правда спит, а то ли грезит наяву. Важно, что заветный, любимый, волнующий голос его непрестанно мучает:

«Лишь ты одна! Высокое волненье
Издалека мне голос твой принес».

Герой отзывается:

Ты мне прости болезненный мой крик.

Воскреснут звуки ― и замрут опять.

Я сознательно разворачиваю во времени то, что Фет дает сжато. Поэтические клише позволяют предельно экономно и сдержанно передавать многочасовую, многодневную муку. Если скажу, что здесь у Фета примерно то же самое, что у мастеров масскульта, поставляющих на рынок развлечений романы ужасов или фильмы ужасов, то не сильно передёрну. Стивен Кинг где-то неподалеку! "Голоса" ― мо рок. Не имеет значения, по Фету, любой внешний сюжет: жизнь с томительным дыханьем не особенно много стоит. А что же ценно? Пресловутая "душа"?

На этой почве, на мой взгляд, случается самое интересное, здесь прорастает зерно стихотворения. "Душа]", как ее понимает обывательское сознание, и твое, и мое, ― давно уже нечто благообразное. Прямо-таки ду шка, не душа! Она и вечная/нетленная, и сияющая, и Богом данная, и мудрая, всеобъемлющая… Вроде бы не отказываясь ни от одного из этих определений, Фет предъявляет душу как нечто трудное, мучительное, парадоксальное. На протяжении всего стихотворения он с регулярностью говорит не иначе как про огонь души, методично употребляя соответствующие слова: гореть, сиять, пылать, жар . Но ровно с тем же усердием заливает огонь его же собственными, огня, слезами!

Огонь плачет, и слезы горят. Как это, что это? Осмелюсь предположить, что такое соединение несоединимого и есть поэзия. Пресловутая возлюбленная, повторюсь, мо рок, сон разума. Нечто всеобъемлющее и невыразимое ― вот подлинная ценность. И это нечто ― не ]"добрая послушница", а страстная, едва ли не истеричная субстанция. Сама себя разжигающая. Сама себя гасящая. Внешние проявления ― слезы и страсти ― всего-навсего сигнализируют о ее, этой субстанции, загадочном автономном существовании. Вот что я понял, три раза подряд прочитав стихотворение целиком . А популярная последняя строфа сама по себе, вне контекста, без повторений и нагнетаний, говорит скорее о душе-послушнице. О, если угодно, солнечном зайчике, который вместе со всеми нами скорбит о скоротечности земной жизни. И сочувственно плачет потом на поминках очередного смертного.

Припомнил, что у Карлоса Кастанеды есть книга с подходящим названием "Огонь изнутри". Покончив с Фетом, открыл ее наугад. Выпали строки:

Тот, кто встал на путь знания, должен обладать огромным воображением. На пути знания ничто не бывает таким ясным, как нам бы того хотелось.

Невероятно! Наилучший комментарий к только что прочитанному стихотворению. Лишь внимательность и воображение откроют потаенные смыслы. Плачущий огонь ― вот человек, вот подлинная реальность. А голоса любимых и врагов, а манящий звон денег ― только снятся.

А.Л. Бржеской

Далекий друг, пойми мои рыданья,
Ты мне прости болезненный мой крик.
С тобой цветут в душе воспоминанья,
И дорожить тобой я не отвык.

Кто скажет нам, что жить мы не умели,
Бездушные и праздные умы,
Что в нас добро и нежность не горели
И красоте не жертвовали мы?

Где ж это всё? Еще душа пылает,
По-прежнему готова мир объять.
Напрасный жар! Никто не отвечает,
Воскреснут звуки ― и замрут опять.

Лишь ты одна! Высокое волненье
Издалека мне голос твой принес.
В ланитах кровь, и в сердце вдохновенье. ―
Прочь этот сон, ― в нём слишком много слез!

Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя.

Анализ стихотворения Фета «Облаком волнистым»

Фет проявляет себя превосходным мастером поэтической миниатюры, одной из труднейших форм лирики: «При своей стихотворной работе. главное, стараюсь не переходить трех, много четырех куплетов, уверенный, что если не удалось ударить по надлежащей струне, то надо искать другого момента вдохновения, а не исправлять промаха новыми усилиями». Одним из характерных образцов фетовской миниатюры является стихотворение «Облаком волнистым. » (1843), которое состоит всего из двух строф:

Облаком волнистымПыль встает вдали;Конный или пеший — Не видать в пыли! Вижу: кто — то скачетНа лихом коне. Друг мой, друг далекий, Вспомни обо мне! 1843

Как известно, А. А. Фет четко разделил жизнь и поэзию. «Не заноси же в мир святыни своих невольничьих тревог»,- в этом стихе из стихотворения «Добро и зло», пожалуй, и сформулировано его поэтическое кредо. Следуя ему, Фет писал всегда только о высоком и вечном: о природе, о любви и дружбе, об искусстве.

В этой пейзажной зарисовке нет деталей, представлен лишь общий вид. Такие обобщенные картины, без пристального вглядывания, характерны для раннего творчества А. А. Фета.

В картине стихотворения «Облаком волнистым» главенствуют неясность и нечеткость: «пыль», «не видать», «кто-то».

Глубину чувства, охватившего лирического героя, подчеркивает сочетание пространственного плана, данного в движении («Не видать в пыли! Вижу: кто-то скачет. »), с временным планом, реализующимся в обращении к «другу далекому». При этом переход пространственного плана во временной осуществляется неожиданно, резко, своеобразным «скачком», который будоражит воображение читателя.

В стихотворении «Облаком волнистым» всего три эпитета. Первый из них — «волнистым» — в инверсии усиливает неясность, нечеткость, кроме того, задает мотив движения. Второй — «лихом» — этот мотив развивает, усиливает. Взгляд лирического героя сосредоточен на движущейся фигуре:Вижу: кто-то скачетНа лихом коне.

Видимое здесь рождает воспоминания о «друге далеком». Появляется еще один персонаж. Эпитет «далеком» усложняет художественное пространство.

Более сложным и разветвленным ощущается в этом стихотворении и художественное время. Воспоминания всегда связаны с прошлым. Таким образом, сознание лирического героя из настоящего («встает», «вижу», «скачет» — глаголы настоящего времени) переносится в прошлое, а затем и в будущее, поскольку глагол «вспомни» употреблен в будущем времени. Увидев всадника, герой вспоминает о друге и надеется на ответное воспоминание.

Стихотворение «Облаком волнистым» состоит из трех предложений, два из которых восклицательные, одно из восклицательных — побудительное. Это создает настроение тревожно-ностальгическое, подчеркнутое и рифмовкой: первая и третья строки каждой строфы не рифмуются.

Стихотворение состоит из двух строф, каждая строфа из четырех стихов. «Облаком волнистым» призвано пробудить воспоминания о близком человеке. Это обращение к близкому человеку:Друг мой, друг далекий, Вспомни обо мне.

Мотив пути («встает», «скачет») сменяется мотивом памяти (я помню о тебе, и ты вспомни обо мне). Хорей передает внешнее и внутреннее движение. Идея стихотворения — пробудить воспоминания о близком человеке. Обращение к человеку — «друг мой, друг далекий» — повторяется дважды.

Используя малое число художественных деталей, Фет искусно создает в стихотворении образ необъятного пространства и вносит неповторимое своеобразие в нарисованную им картину.

Афанасий Фет — Далекий друг, пойми мои рыданья: Стих

И дорожить тобой я не отвык.

Бездушные и праздные умы,
И красоте не жертвовали мы?

Где ж это всё? Еще душа пылает,

Воскреснут звуки — и замрут опять.

Издалека мне голос твой принес.
В ланитах кровь, и в сердце вдохновенье.-
Прочь этот сон,- в нем слишком много слез!

И в ночь идет, и плачет, уходя.

Афанасий Фет - Далекий друг, пойми мои рыданья

Daleky drug, poymi moi rydanya,
Ty mne prosti boleznenny moy krik.
S toboy tsvetut v dushe vospominanya,
I dorozhit toboy ya ne otvyk.

Kto skazhet nam, chto zhit my ne umeli,
Bezdushnye i prazdnye umy,
Chto v nas dobro i nezhnost ne goreli
I krasote ne zhertvovali my?

Gde zh eto vse? Yeshche dusha pylayet,
Po-prezhnemu gotova mir obyat.
Naprasny zhar. Nikto ne otvechayet;
Voskresnut zvuki i zamrut opyat.

Lish ty odna! Vysokoye volnenye
Izdaleka mne golos tvoy prines.
V lanitakh krov, i v serdtse vdokhnovenye. -
Proch etot son, - v nem slishkom mnogo slez!

Ne zhizni zhal s tomitelnym dykhanyem,
Chto zhizn i smert? A zhal togo ognya,
Chto prosial nad tselym mirozdanyem,
I v noch idet, i plachet ukhodya.

Lfktrbq lheu, gjqvb vjb hslfymz,
Ns vyt ghjcnb ,jktpytyysq vjq rhbr/
C nj,jq wdtnen d leit djcgjvbyfymz,
B ljhj;bnm nj,jq z yt jndsr/

Rnj crf;tn yfv, xnj ;bnm vs yt evtkb,
,tpleiyst b ghfplyst evs,
Xnj d yfc lj,hj b yt;yjcnm yt ujhtkb
B rhfcjnt yt ;thndjdfkb vs?

Ult ; nj dct? Tot leif gskftn,
Gj-ght;ytve ujnjdf vbh j,]znm/
Yfghfcysq ;fh/ Ybrnj yt jndtxftn;
Djcrhtcyen pderb b pfvhen jgznm/

Kbim ns jlyf! Dscjrjt djkytymt
Bplfktrf vyt ujkjc ndjq ghbytc/
D kfybnf[ rhjdm, b d cthlwt dlj}